Я, кажется, эту неделю все-таки пережила, а потому буду сейчас наверстывать упущенную дайри-активность, то есть писать сразу и много обо всем, что в эту неделю меня волновало и будоражило.
Если скакать по краткому содержанию, меня все еще поздравляли и дарили чудесные вещи, мы смотрели Fright night, пили вино и мне показали невероятную вещь, речь о которой пойдет дальше. Я глотала горстями новый наркотик, читала Мильтона и Полозкову, глотала воздух, глотала что-то еще. В среду мы ходили на проповедь в лютеранскую церковь и слушали орган, и казалось, сейчас разлетится хлопьями штукатурки нелепый потолок, я взлечу и буду кружиться в вечернем воздухе среди мириада огней - то ли свечей, то ли снежинок.
В четверг я читала сто тридцатый сонет, ездила на Садовую, и окончательно поняла, что это мой уголок Москвы в Городе, потому что есть там кусочек улицы, где я ощущаю себя в Москве, он как будто вырван из столицы с неровными краями и небрежно вставлен сюда. Там другой даже воздух, он пьянит и тревожит, и хочется в Москву, и чтобы снег и ранние сумерки с фонарями.
А в пятницу с утра затопило счастье, перевалило через все критические отметки и выплеснулось на всю дорогу до университета - необъяснимо и прекрасно. К вечеру схлынуло, оставив дождь, усталость и мокрые до щиколоток ноги, и хотя американский переводчик поэзии говорил красиво и интересно, подойти к нему и спросить, как он это делает, сил уже не было. Взяла электронный адрес, впрочем, подумаю и напишу.
До утра смотрела новое чудесное, а сегодня уже - спокойные воды, только рябь и сонное спокойствие, да еще почти с периферии кто-то дотянулся и обнял неожиданно крепко - дернулась струнка, почти сразу затихнув. Ложная тревога, как странный звук, который будит посреди ночи, и можно снова заснуть. Еще рано.
Иногда мне мерещится, что за ночь Нева выйдет из берегов и затопит Город до самого купола, а утром я проснусь в зыбкой звенящей тишине, доеду в пустом трамвае до набережной и найду его наконец по-настоящему, навсегда, дойду до конца. Проснусь внутри Города и реки, как в тумане, как в самом вечном, искомом, желанном.
У меня странные сны.
Вчера со всех сторон хлестала вода, а я читала последнее письмо Джона Китса к Фанни, и мне казалось, я не слышу ничего, полный вакуум, как после взрыва. Только пылинки кружатся в случайном луче.
Так много красивого, что даже больно.

A thing of beauty is a joy forever.